«Работать с этой партитурой – счастье для дирижера»: Богдан Липатов о «Безмолвии осени» Юрия Буцко

12 октября молодой российский дирижер Богдан Липатов и камерный ансамбль «La grande Anima» впервые исполнят Концертную симфонию № 3 «Безмолвие осени» Юрия Буцко. Мы поговорили с Богданом о его ощущении музыки Буцко и о том, почему он сам предпочел стезю дирижера карьере вокалиста. Богдан, это Ваша первая встреча с музыкой Буцко?

В качестве исполнителя – да. Но встреча весьма обширная – что называется, «с погружением». Помимо Концертной симфонии «Безмолвие осени», которой я буду дирижировать во втором отделении, в концерте прозвучат еще три сочинения Буцко, два ранних («Сонатина-пастораль» для фортепиано 1968 года и «Пастораль» для гобоя и фортепиано), а также позднее сочинение, трио «Ангел пустыни».

ПАМЯТИ БОЛЬШОГО ХУДОЖНИКА - Концерт музыки Юрия Буцко 12 октября 2025

Исполнителями этих сочинений являются те люди, которые именно сейчас находятся рядом со мной и очень для меня важны – в частности, это мой профессор, Станислав Дяченко, и виолончелист Николай Якушев, который будет солировать в концертной симфонии.

В камерной части программы я, что называется, «уши со стороны». Что касается симфонии, то она особенно интересна тем, что в ней уже абсолютно сформулирована вся «лексика» Буцко как композитора. «Безмолвие осени» (2009 год) – одно из последних крупных сочинений Буцко. Это, так сказать, краткое изложение всех основных композиторских идей автора. Существует мнение, что поздняя музыка Юрия Буцко сложнее для восприятия, чем его ранние сочинения, близкие по духу его поколению авангардистов, или сочинения эпохи сотрудничества с Театром на Таганке…

Мне приходит на ум параллель с моим любимым Борисом Пастернаком: позднее творчество мастеров бывает порою более доступным, интуитивно понятным. Я бы сказал, что как раз интонации, заложенные в позднем творчестве Буцко, в частности, в этой симфонии, ложатся и на слух, и на ум, в том числе и в образной сфере. Все совершенно естественно и понятно.

Мне искренне хотелось бы познакомить молодых, может, даже юных композиторов с этой симфонией. И это в какой-то мере произойдет: некоторое количество дорогих и ценных для меня молодых композиторов будут на этом концерте. Почему? Эта вещь написана в 2009 году, в конце первого десятилетия 21-ого века. То есть, во время, когда из каждого утюга звучат разговоры о «смерти композитора», о том, что есть новые пути, электронная музыка, перформанс и так далее. Но вот передо мной лежит партитура, являющаяся образцом настоящего симфонизма. Работать с этой партитурой – истинное счастье для дирижера, да и для любого музыканта, который понимает, что такое симфония.

Купить билет. Анонс концерта на сайте Московской консерватории

Если перейти от формы к содержанию: какие для Вас смыслы содержатся в этой музыке?

Я не могу и не хочу говорить от лица автора, но есть момент, который я, пожалуй, произнесу, а там уж пусть слушатель делает сам вывод: в финале симфонии, ее пятой части, появляется эпизод «con anima», который, как мне кажется, означает не темповой сдвиг, а нечто иное, и вот почему: в рукописи сочинения прописано, что это тема из Октоиха, глас шестый, песнь четвертая.

Я далеко не так погружен в жизнь церкви, как был в нее погружен Юрий Маркович, но любой человек, знающий практику службы, скажет вам, что глас шестый, с одной стороны, звучит на отпевании. Можно предположить, что композитор не случайно выбирает этот мотив для финала.

Здесь не финалоцентристская композиция, как у Бетховена или Малера. Наоборот, части сокращаются по длительности. Но пятая часть отправляет нам некий посыл: конечно, она говорит о достижении вечной жизни через подвиг Христа, квинтэссенции христианства. И это та самая «обратная сторона» этой музыки, подсвечивающая тень.

Но помимо торжества, празднества вечной жизни это еще и прощание – и тут мы вспоминаем название симфонии, «Безмолвие осени». Очевидно, что имеется в виду не только время года.

Расскажите о себе: Вы ведь начинали как вокалист, у Вас в детстве было замечательное сопрано… Я из музыкальной семьи. Я младший ребенок, а нас аж четверо, и все так или иначе соприкасались с музыкой. Но в итоге все «разошлись в разные стороны»: мой старший брат физик, другой - программист и математик. Сестра ушла в психологию, и вот в музыке остался один я. В детстве я очень много пел и, по всей видимости, довольно прилично.

В 11 лет получил приглашение от тогдашнего ректора Академии хорового искусства имени Свешникова, который пригласил меня на обучение в Москву. Туда-то я и приехал из родного Тольятти. Жил в интернате, где музыка звучит „24/7“ буквально из каждой щели, из каждого окна… А дальше голос сломался? Да, ломка голоса бывает большой травмой: в детстве человек имеет прекрасный голос, солирует, путешествует, гастролирует, в том числе за рубежом. А потом ломается голос, и человек теряется. Это не мой случай: мой голос после ломки был в хорошем состоянии, и я продолжал его развивать. Но в какой-то момент я посмотрел на сцену и понял, что вижу себя именно в позиции дирижера.